431. S'agissant du grief tiré de l'article 5 § 4 de la Convention, la Cour relève d'emblée qu'en l'espèce le contrôle de légalité voulu par cette disposition ne se trouvait pas incorporé aux ordonnances privatives de liberté rendues par le tribunal russe (paragraphe 64, point 3, ci-dessus). Ces ordonnances étaient des décisions de mise en détention des requérants dans l'action pénale diligentée contre eux en Russie et, reconnues comme exécutoires en Géorgie, elles constituaient avec la demande d'extradition le fondement légal de la détention des requérants aux fins de l'extradition (paragraphes 404-405 ci-dessus). La procédure prévue à l'article 5 § 4 exigeant de donner à l'individu des garanties adaptées à la nature de la privation de liberté dont il s'agit (De Wilde, Ooms et Versyp, précité, pp. 40-41, § 76), les ordonnances russes, prises aux fins de l'article 5 § 1 c), ne sauraient passer pour inclure le contrôle de légalité, au regard du droit géorgien, de la détention des requérants en vue de leur extradition.
431. Относительно требований по статье 5 § 4 Конвенции, Суд сразу отмечает, что в данном деле контроль за законностью, требуемый этим положением, не предусмотрен постановлениями об ограничении свободы, составленными российским судом (параграф 64 (3)). Эти постановления содержали решения о заключении заявителей под стражу в рамках уголовного дела, возбужденого против них в России и, признанные подлежащими исполнению в Грузии, составляли с запросом на экстрадицию законное основание для их заключения с целью экстрадиции (параграфы 404-405). Процедура, предусмотренная статьей 5 § 4, требующая предоставить лицу гарантии, соотносящиеся с характером лишения свободы в его случае (Wilde, Ooms and Versyp, § 76), и российские постановления, принятые по статье 5 § 1 c) недостаточны для вывода о законности, с точки зрения грузинского права, содержания под стражей заявителей с целью их экстрадиции.